— Тихо сработать получится?

— Попробуем.

— Вы не пробуйте, а делайте! Как вообще там обстановка?

— Сельская идиллия — тишина, и только мухи жужжат. На тропинке, правда, оживленно.

— На какой?

— Да на той, что мы поутру топтали.

— Понял. Маякни, как работать начнете!

— Конечно. Отбой.

Спустившись с чердака, я собрал бойцов для инструктажа:

— Бухгалтер и Чернов, вы идете со мною в дом — будем офицера вязать. Ты, Николай, — это уже Юрину, — вместе с Сомовым страхуете нас на улице и упаковываете водилу.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился ко мне Трошин, — а подойдем мы к ним как?

— Мы втроем скрытненько сейчас выдвинемся к дому — заодно и разведаем, после чего дадим отмашку Юрину и Сомову. Они пойдут открыто и зайдут со стороны ворот.

— А немцы не переполошатся? — спросил Юрин.

— А форма на вас какая? Так что не дрейфь, пехота, прорвемся! Кстати, пока мы ползти будем, вы по окрестностям посматривайте, а то, не ровен час, еще немцы объявятся… — и с этими словами я протянул ему свой бинокль.

— Хм, легкий какой! — изумился Коля и попробовал прочитать надпись: — «Никон»? [2] А это немецкий, что ли?

— Сержант, — я перешел на официальный тон, — это сейчас так важно, где сделан бинокль?

— Нет, конечно, товарищ старший лейтенант! Извините!

Я хотел уже было попросить бойцов попрыгать, но вовремя вспомнил, что снаряжение у них не подогнано, и просто спросил:

— Все готовы?

И, увидев утвердительные кивки, сделал приглашающий жест в сторону двери сарая:

— Тогда пошли.

Только мы добрались до сараев, по широкой дуге раскинувшихся вокруг хутора, как на улице послышались громкие голоса.

— Вот, помяни мои слова, толку не будет из всей этой затеи! — говорила одна женщина.

— Да ладно тебе, Дарья! Может, и не хуже старой власти будет. Жить-то надо!

Судя по всему, вышли спорщицы как раз из того дома, около которого был припаркован немецкий автомобиль.

«Это что же, он местное население там принимает?» — мелькнула у меня догадка. Тронув за плечо Вячеслава, я знаками показал, чтобы он прошел вперед и выяснил обстановку с другой стороны… Слава кивнул и двинулся вперед. В этот момент на дворе громко хлопнула дверь и раздался мужской голос:

— К пяти вечера, бабы! Чтоб как штык!

— Да поняли мы, поняли… — донеслось издалека.

Снова хлопнула дверь, и на дворе все стихло, только водитель-немец негромко позвякивал какими-то железками. Трошин помахал рукой, привлекая мое внимание, а затем жестами показал, что двое гражданских движутся в направлении от нас. Причем гражданские — лица женского пола. Остроумный жест, с помощью которого Слава донес до меня эту информацию, вызвал у Чернова смешок, но я немедленно пресек раздолбайство, ткнув его пальцем в ребра и показав кулак.

Жестами же я дал команду бойцам перелезть через забор.

Незамеченными мы проскочили к дому и двинулись вдоль глухой стены. Я выглянул из-за угла. Водила как раз полез под машину, сжимая в руке гаечный ключ. «Хороший ты механик, наверное!» — подумал я, а сам дотронулся до плеча Чернова, после чего ткнул пальцем в сторону немца и сделал движение, как будто бил кого-то крюком в челюсть. Василий понятливо кивнул и, пригнувшись так, чтобы не отсвечивать в окнах, метнулся вперед. Я же вытащил из нарукавных ножен метательную «иглу», сделанную из штыка, и приготовился страховать его.

С водителем Чернов обошелся без затей — выволок того за ноги из-под машины и парой мощных крюков вырубил болезного. Судя по звукам, долетевшим до меня, второй раз можно было и не бить — челюсть у немца наверняка теперь сломана.

Мы с Трошиным проскользнули к крыльцу. Я жестом попросил Славу подсадить меня и осторожно заглянул в окно. В большой светлой горнице находились трое: давешний офицер сидел за столом вместе с немецким унтером и что-то втирал стоящему перед ним понурому мужичку лет пятидесяти. Судя по тому, как шевелились губы у сидящих за столом, унтер был тут за переводчика.

Жестами я распределил бойцов по позициям, дал отмашку Юрину и, встав слева от входной двери, вежливо постучал. Спустя десяток секунд за дверью послышались шаги, и недовольный мужской голос сказал:

— Марьяшка, я же сказал в пять!

Дверь распахнулась. На пороге стоял мужик, которого я видел в комнате. Заблокировав его правую руку своей левой, я резко пробил в солнечное сплетение, после чего рывком сдернул его с крыльца прямо в надежные объятия Чернова. Сам же, вскинув автомат, вломился в комнату.

Картина «Не ждали!» — офицер читает какую-то бумагу, а вот унтер в изумлении уставился на меня. Два шага, и приклад ППД сносит унтера с лавки. Изящный пируэт — и внушительный дырчатый кожух моего ствола замирает в двадцати сантиметрах от лица офицера.

— Halt! — вкрадчиво говорю я. — Hande hoch! [3]

Немец покладисто тянет руки в гору. Ого, на погонах звезд нет, один витой шнур — майор. А вот какие войска — я понять не могу, в цветах я не силен.

— Name? Titel? [4]

— Ich bin Intendanturrat Wolfgang Zoeyr.

«Интендантуррат? Что за зверь?» — задумался я, но быстро сообразил, что это, должно быть, интендант в чине майора. Ребята как раз втащили в комнату вырубленного на крыльце мужика.

— Боксер, — обратился я к Чернову, — свяжи унтера и приведи его в чувство. Будем с господином майором беседовать. А ты, Слава, мужичка пока спеленай.

— Уже, Арт.

При звуках русской речи интендант встрепенулся. Интересно, это его так наша форма запутала? Он что же думал, его родная германская полиция арестовывать пришла? Хотя про русских диверсантов я бы на его месте тоже не сообразил.

— Stehen auf! [5] — И я сопроводил приказ движением автомата.

Немец встал из-за стола, и я быстро вытащил из кобуры на его поясе пистолет. «Хм, „Вальтер ПП“, — определил я модель, — офицер явно не строевик — ствол в самый раз для интенданта».

— Gehen Sie auf die Wand! — Я рукой показал, к какой именно стене немец должен пройти.

— Wer seid ihr? Und was wollt ihr? [6] — подал голос пленный.

— Halt den Mund! Hande hinter den Kopf! [7] — порекомендовал я ему.

Когда он выполнил-таки мои приказания, я достал из кармана кусок шнура и быстро связал ему руки, после чего вышел в сени и связался с командиром:

— Арт вызывает Фермера!

— Фермер в канале.

— Взяли.

— Кто?

— Интендант об одной звезде и двух просветах, с ним унтер-переводчик и водила.

— Что они там делали?

— Пока не знаю, может, с Тотеном подъедете, и здесь допросим?

— Нет, уходите оттуда.

— Колеса брать?

— Какие?

— «Опель» легковой.

— Бери, пригодится.

Вдруг за дверью я снова услышал женские голоса:

— Пан солдат, у меня вопрос к старосте есть. Пропустите?

«Какой еще солдат?» — вначале не понял я, но потом сообразил, что местные обращаются к Юрину или к кому-то еще из его группы. «Не дай бог, они по-русски отвечать начнут! Блин, там же водила валяется!» — подумал я, быстро открывая дверь на улицу.

Две крестьянки, одна лет тридцати пяти — сорока, другая помоложе, стояли около машины и жестами пытались объяснить Юрину, что им очень надо пройти в дом. На лице сержанта явственно отразилось смятение чувств: с одной стороны, он понимал, что в дом их пускать не следует, с другой — он не понимал, как объяснить, что проход воспрещен, и при этом не раскрыть себя. Надо было срочно спасать боевого товарища!

— Verboten! Nicht ходит! Abend приходит! — подняв руку в запрещающем жесте и коверкая русские слова, я пошел навстречу колхозницам.